Раньше я думала, что такое бывает только в сериалах: когда главная героиня беспомощно смотрит на наглый захват своей территории свекровью и не знает, как себя вести, что говорить, как реагировать. Но вот она — я, стою и смотрю, как свекровь беспардонно располагается в нашем с мужем крохотном гнёздышке. А её дальнейшие слова повергли меня в прострацию — настолько, что, кажется, все слова вообще вылетели у меня из головы.
Мы с Димой поженились не так уж давно — года нет. Мы учились в одном университете, но на разных факультетах, и познакомились в столовой. Он иногородний, потому жил в общежитии, а я снимала однушку рядом с университетом, чтобы не ездить на учёбу из другого района. Съём мне оплачивали родители, а всё остальное — еду, одежду, необходимые для учёбы мелочи, — я покупала сама с подработки или со стипендии.
Дома у меня всегда было чисто, а холодильник никогда не бывал пустым: я даже из простых продуктов ухитрялась приготовить что-нибудь вкусное. Диме у меня сразу понравилось, да я и не возражала — влюбилась, а потому хотелось радовать его заботой, ухаживать за ним. Мы быстро съехались, и столь же быстро поженились, а там и учёба закончилась. Работу я нашла недалеко от университета, потому было решено пока не переезжать и оставаться в нашей однушке. К тому же, хозяйка уже привыкла ко мне и всегда шла навстречу, если вдруг не было возможности внести оплату аренды день в день. Я это очень ценила, ведь после окончания университета за квартиру родители перестали платить.
— Ты уже при работе, — сказал мне отец, — да и замужем. Пора бы на ноги потихоньку вставать.
Мы и вставали — вместе с Димой. Он тоже работал, и какое-то время я была всем довольна и даже горда, ведь мы — молодая, трудолюбивая и ни от кого не зависящая семья. Но довольно быстро мой пыл стал угасать.
Влюблённая и воодушевлённая, я совсем не замечала, что вся работа по дому лежала полностью на мне. Работали мы с Димой примерно одинаковое количество времени, однако я и готовила, и мыла полы, и стирала, и гладила, и продукты покупала, и за всем остальным следила. Дима же не делал ровным счётом ничего.
— Очень вкусно, Настюш, спасибо, — говорил он, когда ужинал после работы.
Потом он заваливался спать, а я, окрылённая его благодарностью, до ночи продолжала заниматься домашними делами. Ещё и старалась не шуметь, чтобы не дай Бог не разбудить его. Устал ведь, пусть отдохнёт.
Наверное, я бы ещё долго не обращала на это внимания, если бы не Димина мать — Ангелина Петровна. Она повадилась ездить к нам в гости, хотя вообще-то никто её не приглашал. Ничего не имею против гостей, но не так часто же. Мои родители приезжали к нам где-то раз в пару месяцев на обед, и обязательно предупреждали о визите, а Ангелина Петровна просто ставила нас перед фактом.
— Я к вам всего на денёчек, — говорила она.
И не выгонишь же — мама моего мужа, всё-таки. И скандал устраивать из-за одного дня мне не хотелось, боялась показаться мелочной. Человек из другого города ехал целых три часа на автобусе, устал с дороги. Вот только работы по дому в такие дни становилось больше. Ангелину Петровну ведь кормить чем-то надо было, и прибирать потом за ней приходилось. Сама она вела себя, как барыня.
Конечно, я и не ждала, что она бросится подметать в нашей квартире — меня бы саму это напрягло, — но уж кружку-то можно за собой вымыть. Тогда я и стала замечать, что Дима мне совсем не помогал, и что вся его послерабочая деятельность сводилась к безделью. Мне бы тоже хотелось лечь в кровать и посмотреть сериал или поспать, но бельё само себя не развешивало после стирки, пыль сама себя не вытирала, борщ сам себя не варил.
Наверное, я бы со всем этим как-то примирилась. Принято ведь, что быт на женщине. Раз другие справлялись, значит, и я справлюсь. Но проблема была в том, что Ангелине Петровне вечно всё не нравилось. То я стрелки на Диминых брюках неправильно прогладила, то посуду плохо помыла, то тряпку не в ту сторону отжала. Ещё Ангелина Петровна очень любила капризничать из-за еды: это она не ест, это сыночка не любит (хотя уплетает за милую душу), это надо готовить по-другому, это надо резать иначе, это я пересолила, а вон то недосолила.
— Учись, как надо правильно, — назидательно говорила она, поучая меня в очередной раз тому или иному.
При этом частью семьи Ангелина Петровна меня как будто не считала.
— Прибери-ка, — слышала я от неё. — А мы с Димой пока в магазин сходим.
У неё всегда было это «мы с Димой», а я оставалась в стороне. Бесплатная домработница, которой можно помыкать и учитывать желания которой необязательно. Однажды я пошутила, что крепостное право отменили, но Ангелина Петровна моего юмора не оценила, зато пожаловалась Диме — якобы, я ей хамлю.
Помещаться втроём в однокомнатной квартире было сложно. Мне не хватало личного пространства. Даже ежемесячного визита мне было много, ведь на выходных, когда Ангелина Петровна обычно приезжала, хотелось провести время с Димой или с самой собой: отдохнуть, сходить куда-нибудь, да хотя бы заняться делами в спокойной обстановке. Но будто этого было мало, и визиты Ангелина Петровна стала наносить всё чаще и чаще.
Теперь уже она приезжала раз в две недели. Я нашла, как мне тогда показалось, идеальный выход — стала договариваться о встрече с подругами или родителями. Раз Дима отдыхает на выходных, значит, и я могу. Раз не уделяет мне время, значит, и я могу. А если Ангелине Петровне захочется пообедать, она вполне может воспользоваться моими кастрюлями и приготовить всё, что её душа пожелает.
Ангелине Петровне такое положение вещей почему-то не понравилось. Мой первый уход она восприняла нейтрально — только отпустила пару колких комментариев по поводу того, что пол я как-то плохо помыла:
— Ну да тебе, наверное, некогда за чистотой следить, — сказала она, — занятая такая, подружки ждут. А у меня все носки в грязи уже.
Ну а мой второй уход её уже напряг. Я сидела тогда на кухне, одетая в красивое новое платье, и красилась перед прогулкой с подругами, когда вошла Ангелина Петровна, решившая налить себе чаю. Окинув меня пристальным, оценивающим взглядом, она как бы невзначай отметила:
— Ну и боевой у тебя раскрас, Настя. Ты случаем не в баню собралась?
До меня сначала не дошло. В наше время ведь про баню как-то не говорят, у нас сленг другой. Ангелина Петровна спокойно налила себе чай, положила на блюдце печенье и ушла в комнату, а я осталась на кухне — доделывать макияж. И тут меня как молнией поразило — накатило понимание.
Я замерла, держа в руке тушь, которой красила ресницы. На секунду я даже засомневалась в себе и своём внешнем виде — вот настолько эта женщина влезла мне в голову. Я критически рассмотрела себя в зеркале в поисках «боевого раскраса», но увидела только аккуратный, модный макияж. И платье было нарядным, по-летнему открытым.
Встряхнув головой, я встала из-за стола, зашла в нашу единственную комнату и спросила напрямик:
— Ангелина Петровна, вы меня специально оскорбили? Притом очень грубо.
Дима лежал на разложенном диване и смотрел сериал, а Ангелина Петровна сидела, примостившись на краешке, и пила свой чай. Искоса на меня взглянув, она отвернулась — как будто я вообще пустое место.
— Я что, сама с собой разговариваю?
И тогда меня прорвало. Скандал вышел некрасивым, со множеством обидных слов, но я была счастлива наконец-то высказаться. К тому же, я была уверена, что Дима встанет на мою сторону — какому мужчине понравится, когда его жену обижают? Но на мою сторону он не встал. С удивлённым выражением лица он наблюдал за нами — двумя орущими друг на друга женщинами, — и боялся даже слово вставить.
— Да скажи же уже что-нибудь! — вспылила я. — Твоя мать об меня ноги вытирает, а тебе плевать? Лежишь тут и глазками хлопаешь!
— Не смей так разговаривать с моим сыном! — в тон мне ответила Ангелина Петровна. — Ты кто вообще такая, чтобы так себя вести?
— Жена вашего сына! — ответила я и вышла из комнаты, от души хлопнув дверью.
Не стоило так, конечно, делать — двери ни в чём не виноваты. Но выместить гнев мне было больше не на чем.
Я вернулась на кухню, чтобы убрать разложенную косметику. Вслед за мной из комнаты вылетела Ангелина Петровна и драматично сообщила:
— Молодец. Добилась своего. Я уезжаю.
Теперь настал её черёд хлопать на прощание дверью — аж стёкла в кухне зазвенели. На прогулку с подругами я в тот день не пошла — всё никак не могла успокоиться. Не хотелось портить подругам настроение своим взвинченным состоянием.
Дима даже не попытался меня успокоить. Когда я вошла в комнату, чтобы убрать в шкаф косметичку, то увидела его мирно спящим. После этого инцидента я не разговаривала с Димой несколько дней. У меня в голове не укладывалось, как можно спокойно валяться на диване, пока твою жену обижают, и не кто-нибудь, а твоя же собственная мать. На третий день хранить ледяное молчание мне надоело, и я решила поговорить с Димой. Так и не поняла, услышал он меня или просто покивал для виду, но я утешила себя тем, что хотя бы попыталась объяснить свою точку зрения.
А ещё он начал мыть за собой посуду, и я расценила это как готовность к переменам.
Я довольно отходчивая, поэтому обида на Ангелину Петровну быстро растворилась в повседневных заботах. В конце концов, она ведь взрослая женщина. Может быть, сделала после нашего скандала какие-то выводы. Я твёрдо для себя решила, что хоть я и не злюсь, но продолжать её обслуживать не собираюсь. Мне несложно поухаживать за человеком, который хорошо ко мне относится, но не за тем, кто буквально считает меня прислугой.
В одном я оказалась права: Ангелина Петровна действительно сделала выводы. Однажды я пришла с работы домой и обнаружила её у нас на пороге. Был понедельник — начало рабочей недели, мне совершенно не до гостей, тем более, не предупредивших о визите. Раньше Ангелина Петровна никогда не приезжала в такие неудобные дни — только по выходным. Разуваясь, я заметила сумки, с которыми Ангелина Петровна тоже прежде не ездила.
— Я к вам на недельку, — заявила она, когда я поинтересовалась, что за сумки стоят в коридоре. — Там мои вещи.
— Ну уж нет, — ответила я. — Меня о вашем визите никто не предупреждал.
— А я и не обязана предупреждать, — ответила Ангелина Петровна. — Здесь ведь мой сын живёт, а не посторонний человек.
Я скрестила руки и мрачно уставилась на Ангелину Петровну, которая деловито хозяйничала на кухне. Конечно же, она это назло сделала — в отместку за тот скандал. «Но неужели она всерьёз полагает, что я уступлю и позволю остаться с нами на целую неделю? — подумалось мне. — Не лень будет все эти сумки назад тащить?»
— Мы втроём здесь не поместимся, — сказала я, — так что вы не останетесь. Дим, будь добр, объясни это своей маме.
Дима в это время топтался у меня за спиной, явно не зная, куда себя деть. Как телёнок, оставшийся без привязи и не понимающий, куда идти. Услышав мои слова, он открыл было рот, но тут же закрыл его и опустил глаза.
— Да, сынок, квартира у вас правда маленькая, нам тут всегда тесно, — ласково проговорила Аннелина Петровна, метнув в сторону Димы взгляд.
— Ну да, — промычал Дима в ответ.
— Твоя жена должна переехать к своей матери, а к нам пусть приходит готовить и убирать — Заявила свекровь
Тут-то я и потеряла дар речи от такой наглости. Я смотрела, как Ангелина Петровна роется в выдвижном ящике и перекладывает вилки с ложками, и самой себе напоминала рыбу, выброшенную на берег. Квартира, конечно, мне не принадлежала, но договор о съёме был заключён со мной, и именно я жила здесь много лет. И теперь меня пытались выгнать из моего же жилья. Да ещё и потребовали тратить время на дорогу, чтобы обслужить.
— Вы корону потеряли, ваше сиятельство, — ответила я, наконец. — Сами себе приготовите и сами за собой уберёте. Я вам не домработница.
— Ты всегда так с гостями обращаешься или только со мной? — ответила Ангелина Петровна. — Невоспитанная! Гости должны отдыхать, чему тебя родители учили?
Это стало последней каплей. Сносить оскорбления в свой адрес я худо-бедно, но могла, однако упоминать моих родителей не стоило. Я велела ей выметаться, и тут у Димы наконец-то прорезался голос. Но только не в мою защиту, а в защиту матери.
— Следи за языком, — потребовал он. — Это же мама.
Впервые в жизни я порадовалась тому, что мой муж — мямля, когда выталкивала его из квартиры в подъезд. Сопротивлялся он вяло. Ну а пока я вытаскивала на лестничную клетку пожитки Ангелины Петровны под её же крики на радость соседям, он просто стоял и смотрел.
— За что? — спросил он обиженно.
— У мамы спроси, — ответила я и захлопнула перед ним дверь.
Тем же вечером я позвонила родителям и всё им рассказала. Я не ждала поддержки или чего-то такого, просто хотелось выговориться, и чтобы мне сказали: «Ты взрослая, сама решай, как тебе будет лучше». Они так и сказали, и я окончательно уверилась в том, что лучше мне будет без мужчины-тюфяка в доме. На этом наш брак можно считать несостоявшимся. А если мне захочется убрать за посторонними людьми, я сменю род деятельности, пойду в клининг и стану получать за это деньги.
